Поэтически и с болью...

Продолжаем публикации поэмы Анатолия Ивановича Страхова "Боец ОМОНа"

III

Звон в ушах не колокольный,

Беспрерывный, очень вольный.

Тошнота, разбито тело,

Затекло и онемело.

Не спеша и с опозданьем

Возвращается сознанье.

Слышно пенье петуха.

Тут он вспомнил пастуха,

Чабана на плоскогорье,

Рощу слева и …. О, горе! –

Не в плену ли я сейчас?

Заплыло лицо и глаз.

Где я есть и что со мной?

(Кто-то  стонет за спиной).

Руки связаны и ноги.

У кого просить подмоги?

 Темнота. И снова стон,

А в ушах, как прежде, звон,

Кислота во рту и слюни

Как от сыра «Сулугуни».

Снова приступ тошноты.

Слабый голос, - Слушай, ты!

Перестань рыгать, салага,

Есть с тобой хотя бы фляга?

Попытался повернуться,

Сесть, рукою дотянуться

До того, кто в темноте

Просит пить по простоте.

Но ни фляги, ни нагана,

Тело всё – сплошная рана

И, вдобавок, связан весь.

От верёвок боль и резь.

Поворочался немного

И затих, и вспомнил Бога.

Стал молиться про себя.

- Звать-то как?

- Меня?

- Тебя!, -

Голос снова вопрошает

И поближе подползает,

В темноте шурша соломой.

- На гражданке звали Сёмой.

- А тебя?

- Меня Роман.

И в кармане талисман

Аж с призыва сохраняю,

На него и уповаю!

От невесты принял в дар,

Отправляясь в Краснодар.

- А в какой же части? Часом

Не в ОМОНе ли с «лампасом»?

- В нём, - Роман ответил тихо, -

Вот теперь хлебаю лихо.

Два с полтиной года тут.

Дома уж давно не ждут.

Развязать тебя бы надо,

Но нельзя же, вот досада!

Укокошит «Тракторист»,

Кровожадный анархист.

Тракторист – его «кликуха».

Не одна на нём «мокруха»:

Любит резать он солдат.

Вот такое дело, брат!

Приказал тебя не трогать.

Развяжу – он вырвет ноготь

Или горло перережет …

Вдруг вверху раздался скрежет

Люк открылся, свет проник.

Тут Семён и вовсе сник.

В яме он сырой и грязной.

Стены в плесени заразной

На земле соломы пук

И замызганный сюртук.

Разглядел соседу Рому,

Что три года как из дому

Сверху голос с хрипотцой, -

Ну! Очухался, герой?

Развяжи его, Роман,

Он же с Дона! Атаман!

Люк упал. И свет пропал.

Ромка лямки распростал.

Сам стенает и ворчит,

Простудился, весь горит.

- Там у них сейчас «Намаз», -

Продолжает он рассказ, -

Я в плену у «Тракториста»,

Перенёс ударов триста

При попытке убежать.

Неудачно.  И распять

Пригрозил мне «Тракторист»,

Этот бешеный садист.

Раб я здесь: и в огороде,

И в саду, и в «наймах» вроде

От зари и до темна,

И от стойла до гумна.

Волкодав за мной следит

И натаскан, паразит!

За забором тоже доги,

Бультерьеры и бульдоги …

А недавно вновь опять

Попытался убежать.

И теперь мне, наконец,

Окончательный п…ц.

- Не осилил волкодава

И не долго шла «забава».

Пёс откормлен как баран,

Беспощаден как варан.

Вырвал жилы из бедра

Чудом выжил до утра.

Если что со мною, Сёма,

Будешь жив, расскажешь дома,

А пока возьми вот это:

Два малюсеньких портрета,

Мать с невестою в пакете,

Что запрятал в сигарете.

Там и адрес: город, дом

И написано «Мы ждём!».

Взял Семён сей оберег.

Наверху раздался смех.

Люк опять, скрипя, открылся

И по яме свет разлился.

- Поднимайся, атаман!

Лезь и ты за ним, Роман!

IV

Хриплый голос приглашает

И стремянку опускает.

Смех и хохот наверху, -

Как поспали на пуху?!

Благодарны ли за милость?!

Щас проверим вас на вшивость!

Где ты там, поганый мент?, -

Снова ломаный акцент.

Поднялись. Роман, однако,

Плох был очень и собака

Порвала его серьёзно

И рычала рядом грозно.

Кровь познала человечью

И кавказскому наречью

С детства верною была –

С языка слюна текла.

- Ну-с? Подпишешь мирный акт?

Пересмотришь свой контракт?

С нами будешь сыт и пьян!

Что молчишь? А? Атаман!

Три «абрека» в камуфляже

С бородами гуще сажи,

Хохоча, ломая русский,

С автоматами на спуске,

Насмехаясь вопрошают.

Про Семёна всё-всё знают.

Документы все изъяты,

И патроны, и гранаты,

Автомат и пистолет.

Лишь к «Аллаху» есть «билет».

- Видишь, дом, какой уютный?

Будешь гость здесь абсолютный!

Ну, а этот вот, Роман,

«Рэксу» будет на «Лагман».

Пёс услышал кличку мигом,

Шутку понял он с под мигом,

Но не шутка тут, друзья,

Тут чеченские князья.

Снова хохот и потеха.

Ромку дрожью бьёт от смеха:

Понял парень, что близка

Жизни «черная строка».

Не сержант он и не сотник,

На подворье – не работник,

Выжат он и изувечен.

Знаком смерти лоб отмечен.

- Ну чего стоим мы тут?

Вас вино и мясо ждут!

Рэкс, немного погоди,

У тебя всё впереди!

И, ребят толкая в спину,

Повели за двор к овину.

Подошли и стали рядом,

Повернулись к смерти взглядом.

- Подойди, - Семёна кличут.

Ромка ждёт и по обличью

Приготовился к уходу

К Богу русскому в угоду.